В Kino 52 прошла премьера Главного Латышского Фильма

«Ужасное лето» Айгара Граубы, громко презентованное в пятницу вечером в Kino 52 при стечении рижского бомонда и в присутствии всей съемочной группы, на деле оказалось вовсе не латвийским «Титаником». Не мелодрамой на историческом фоне. А — именно что латвийским «Сибирским цирюльником». Прячущим за легковесной жанровой оболочкой свое главное и совсем не легковесное содержание — Национальную Идею.

Именно поэтому мелодрама из «Лета» — из рук вон скверная. Формально лежащая в основе сюжета история любви и разлуки выпускницы ЛУ Изольды (Инесе Цауне), что должна уехать в Фатерлянд в рамках репатриации балтийских немцев, и латышского радиодиктора (чуть не сказал — ди-джея) Роберта (Артур Скрастиньш), случающаяся в последние пять дней перед вводом в Латвию советских войск 17 июня 1940-го — поверхностна, обрывочна и неубедительна. Не говоря уже о том, что в кульминационный момент, вместо того, чтобы предаваться любовным переживаниям, герои в лучших традициях соцреализма плюют на личное и принимаются спасать от рук чекистов латвийские капиталы, размещенные в западных банках.

Что до собственно исторической линии (а фильм пытается дать довольно подробный «предоккупационный» расклад: как вел себя Карлис Улманис, что говорили военные, как интриговали русские дипломаты) — то она тоже полна ляпов, включая чисто фактурные. Достаточно сказать, что уже в ПЕРВОМ кадре по экрану проезжает самолет Ан-2, спроектированный на два десятка лет позже...

Впрочем, все это не столь важно. Потому что «Ужасное лето» — фильм не исторический и даже не мелодраматический. А идеологический. Он, по сути, вовсе не про любовь. Он — про Латышскую Национальную Идею. Именно поэтому «Лето», конечно же, — главный латышский фильм «после независимости». Поэтому его премьере латышские газеты посвящают развороты. Такое кино, проговаривающее (по крайне мере, всерьез пытающееся) некие базовые для латышского самосознания моменты, рано или поздно обязано было появиться.

Что любовь в данном случае — только повод и метафора идеологического содержания, несомненно. Недаром первый поцелуй героев в кадре происходит на фоне памятника Свободы (!), а второй — на фоне красно-бело-красного флага (!!). А в сцене трагической разлуки героев — Изольда уплывает в Германию — камера долго-долго фиксирует уже совсем другие флаги, развевающиеся бок о бок на мачте парохода: советский и нацистский.

Момент принципиальный: он дает понять, в чем трагедия фильма и его героев. Не в потерянной любви, нет. В изгнании из Рая. В контексте же латышской национальной идеи Рай имеет предельно конкретные историко-политические черты — это Первая республика.

Любая национальная мифология базируется на, пардон, архетипах. Миф о Первой республике — это миф о Золотом веке. Соответственно главная историческая трагедия — оккупация. По сути, основное содержание «Лета» предельно сконцентрировано в ключевом эпизоде, даже кадре: жуткие, лязгающие, грязные русские танки на фоне патриархальной улманисовской Аркадии.

Есть такой термин: «телеологическое повествование». Когда происходящее на экране окрашено для зрителя знанием того, что случится потом. В картине Граубы это ключевой прием. Чем более безмятежен зачин с идиллическими загородными пейзажами и добродушными латышскими пуйками, по очаровательной хуторской привычке содержащими кур в помещении радиостудии, — тем сильнее контраст с тем, что зритель держит в уме: депортация, колонизация, насильственная русификация etc.

Показательно, что еще до этой первоначальной идиллии в мини-прологе звучит русская речь. Вообще все русские персонажи говорят в фильме по-русски, и время от времени звучащий великий-могучий играет тут очень важную оттеняющую роль. Роль шагов Командора за сценой.

Так и со всем русским в «Ужасном лете». То есть — задним числом связанным с оккупацией. То есть — по определению ужасным.

Хотя собственно русских персонажей в «Лете» — раз, два и обчелся. Причем все эпизодические. Правда, все поголовно — монстры. Включая третьестепенную жену министра иностранных дел Наталью Петровну, стучащую на мужа в «гэбуху» и пьющую горькую. Или жуткую рыжую образину в энкавэдэшной форме, прошивающую в последнем кадре из автомата Роберта, который всего-то искал умильную белую кошечку своей возлюбленной в ее бывшем особняке, занятом накануне «чекой»...

Нет, назвать фильм русофобским нельзя — хотя бы потому, что он вообще не про нас. Не про то, какие русские плохие. Но это оттого только, что наша, пардон, «плохость» априорна — заложена в изначальный расклад. Русские тут слишком однозначно черны, чтобы претендовать даже на роль главных отрицательных героев.

Кстати, главный отрицательный герой «Лета» — латыш, министр иностранных дел улманисовского правительства Вильгельм Мунтерс (Улдис Думпис). Беспринципный продажный интриган, продающий Родину... ну да, опять же Советам.

Мунтерс — это безусловный Иуда. Но русские в таком случае — это сам Дьявол.

Свят, свят, свят...

Алексей ЕВДОКИМОВ, "Час" N 49

Рецензия в газете "Суббота"